Наблюдателей от Ордена было двое. Они заняли свои места неподалеку от места казни и не проронили ни слова с момента появления. 
Идальга не смотрел в их сторону, однако отчетливо ощущал карие взгляды на себе. На данный момент он, да еще и Тега, приведший чудов, были единственными навами в небольшом, слабо освещенном зале. Дознавателю раньше не приходилось убивать навов. Впрочем, не только ему – никто из ныне живущих темных, кроме, разве что Сантьяги, не убивал своих вот так, по требованию другого Великого Дома. За нарушение Кодекса. Бывало – и об этом писали в исторических хрониках – во время войны с Азаг-Тотом при отступлении добивали раненых. Тех, которых не получилось бы вытащить. Но это было правильно – потому что оставить соплеменника  на смерть от рук врага, поганую долгую смерть – для навов было неприемлемо.
Сейчас же происходило что-то совершенно невообразимое. Молодой, полный жизни и желающий жить темный должен был умереть. Комиссару не удалось отстоять его: преступление оказалось значительным и, что еще хуже, доказанным.
Идальга на короткое мгновение прикрыл глаза, а потом посмотрел на осужденного нава, только что появившегося из длинного коридора. Тот был в черном комбинезоне гарки. Не скован и без конвоя – это было ни к чему. Следом за ним шел Сантьяга и взгляд комиссара был совершенно холоден и отстранен.
Тега вышел и плотно закрыл за собой дверь, отрезая зал, где пройдет казнь от внешнего мира.
Осужденный нав ступил в центр каменного круга и замер. Сантьяга остановился перед ним на несколько мгновений, что-то сказал, затем отошел к наблюдателям.
Идальга, поколебавшись одно короткое мгновение, подошел к смертнику. Положил ладонь на плечо, скользнул по предплечью и сжал его:
- Я все сделаю быстро.
- Я знаю. – Энтига кивнул. – Я рад, что это ты.
Дознаватель не ответил на это, чувствуя, что если помедлит, просто не сможет убить очень хорошего друга. Одного из немногих друзей. Он сжал зубы, собираясь с мыслями, а затем удобнее перехватил обсидиановый кинжал. И нанес удар.
Но не в сердце, как предписывалось, а в место чуть правее и выше – туда, где нож достал нервный узел, мгновенно блокировавший все чувства Энтиги. И через секунду вонзил обсидиановый клинок уже в сердце.
Окончание ритуала Идальга провел в состоянии удивительной ледяной ярости. Сдерживал себя, чтобы не напасть на двоих чудов, которых все отчетливее ощущал позади себя. И когда все было кончено, застыл неподалеку от тела нава, ожидая, когда снова появится Тега и уведет наблюдателей. 
Потом создал портал.
- Я не должен был позволять ему выбрать… - послышался голос комиссара где-то слева. Лицо Идальги ничего не выражало, но заостренные уши яснее любых слов говорили о состоянии палача. Дознаватель покачал головой:
- Я справлюсь.
И шагнул в черный вихрь.

Вышел из портала он в каком-то лесу, смутно знакомом – когда-то он здесь гулял. Сразу же почувствовал рядом страх и, оглядевшись, обнаружил чела. Молодого, лет семнадцати, с вязанкой собранного хвороста. И рыжего.
И плевать, что не чуд. Горячая кровь немного согрела заледеневшие руки.